...Было душно от жгучего света, и глаза его - как лучи... Я только вздрогнула: этот может меня приручить...
Никому мы не нужны. Отовсюду стариков гонят. Вот и в церковь зашла, сказали: обед! Идите отсюда. Хорошо, батюшка вышел, сказал, что могу остаться. Пожилая женщина взяла два листочка бумаги из коробки с обрезками, выбрала карандаш поострее и села на табурет у стены. Бога славят стоя, а для таких немощных как мы, есть кособокая скамья и несколько табуретов.
Медленно, печатными буквами, женщина выписала:
О з д р а в и и, О б у п о к о е н и и. Поставила кресты. Написала: Марина.
Маму, рабу Божью Марину, Господь прибрал вскоре после Войны, в лучшем пестром платье из поплина с белым воротничком ушла она на небеса, после долгой тяжелой болезни.
Осталась с отцом и мачехой.
Раб Божий, Владимир, прожил ещё долго, умер от удара, в смерти заговаривался, не узнавал родных. Бог вернул ему память и здоровье на небесах.
Красивая Оксана, раба Божья, мачеха. После смерти отца подобрела, родные из Курска к ней так и не приехали, так что притерпелась, наконец, к падчерице. Сломала шейку бедра, лежала, плакала, что не может больше ходить. Умерла от горя, теперь танцует у Бога, в райских краях.
Женщина помедлила. Тетка Тракторина была некрещеной. Увидят такое имя в записке – и не станут читать. А тетка была хорошей, толстая, по астме сидела все дома, обшивала всю семью и шила на продажу. Теперь шьет ангельские платья. Напишу: Нина, а Бог разберет.
Рабы Божьи: Иван, Василий, Александра, ещё один Василий – деды, бабка, дядя. Бог забрал их к себе в таком же порядке прямо с выгоревших черно-белых фотографий.
Раб Божий Юрий. Любимый муж. Женились не по любви. Он искал прописку, она хотела уйти от мачехи и отца-алкоголика. В новенькой, светлой квартире на самом высоком этаже, с видом на реку, они со временем полюбили друг друга. Десять лет она не ходила по земле, потому что он носил её на руках. На десятом году пошел гулять с собакой на набережную. Собака вернулась домой одна, тело нашли в реке, именные часы нашли у одного бича, которого и посадили.
Тут кончилась первая сторона листа.
Валентин. Приписала «мл» – значит, умер во младенчестве. Младенец Валентин родился без почки, глядя в темные его, полные боли глаза, всякий видел, что от рождения он жилец не земной. В год и три месяца Бог, наконец, вернул себе своего ангела.
Тамара, раба божья. Тамара Львовна, учительница, к ней убегала от попреков и криков. Умерла от рака, как и вся её семья, как там дай Бог памяти звали этих жидков...
Раб Божий Андрей. Андрюша, так мы и не поженились. Как он гонял на своей машине. За хлебом и то на машине ехал, словно не хотел ходить по земле. Как-то шел пешком, и чья-то машина сбила его.
Раба Божья Маргарита. Риточка, лучшая подружка. Вместе ходили в школу, вместе пытались поступить в университет, делились нарядами, тайнами и мужчинами. В старости Риточка все лето проводила на даче, пересчитывала советские рубли – немного из ума выжила. Мерзла и умерла, угорев от печи. Бог тебя простит, Рита, ведь Андрея сбили на твоей улице.
Женщина вписала оставшееся имя и тяжело направилась к кассе. Служительница приняла у неё записки, привычно поправляя неразборчивые буквы ручкой, отсчитала сдачу прямо в протянутую ладонь, зная, как тяжело старикам собирать мелкую мелочь с гладкого прилавка.
Прихожанка ушла домой, поднялась по десяти ступенькам до лифта, доехала до последнего этажа и упала на своей лестничной площадке. Бог забрал её прямо с желтого линолеума меж четырех закрытых дверей. Прямо с последнего этажа, откуда так близко небо. Прямо с четвертинки писчей бумаги с грубо начертанным крестом.
Почти не удивившись, служительница положила пустую записку «О здравии» обратно в коробку с отрезками бумаги.
(не моё)
Медленно, печатными буквами, женщина выписала:
О з д р а в и и, О б у п о к о е н и и. Поставила кресты. Написала: Марина.
Маму, рабу Божью Марину, Господь прибрал вскоре после Войны, в лучшем пестром платье из поплина с белым воротничком ушла она на небеса, после долгой тяжелой болезни.
Осталась с отцом и мачехой.
Раб Божий, Владимир, прожил ещё долго, умер от удара, в смерти заговаривался, не узнавал родных. Бог вернул ему память и здоровье на небесах.
Красивая Оксана, раба Божья, мачеха. После смерти отца подобрела, родные из Курска к ней так и не приехали, так что притерпелась, наконец, к падчерице. Сломала шейку бедра, лежала, плакала, что не может больше ходить. Умерла от горя, теперь танцует у Бога, в райских краях.
Женщина помедлила. Тетка Тракторина была некрещеной. Увидят такое имя в записке – и не станут читать. А тетка была хорошей, толстая, по астме сидела все дома, обшивала всю семью и шила на продажу. Теперь шьет ангельские платья. Напишу: Нина, а Бог разберет.
Рабы Божьи: Иван, Василий, Александра, ещё один Василий – деды, бабка, дядя. Бог забрал их к себе в таком же порядке прямо с выгоревших черно-белых фотографий.
Раб Божий Юрий. Любимый муж. Женились не по любви. Он искал прописку, она хотела уйти от мачехи и отца-алкоголика. В новенькой, светлой квартире на самом высоком этаже, с видом на реку, они со временем полюбили друг друга. Десять лет она не ходила по земле, потому что он носил её на руках. На десятом году пошел гулять с собакой на набережную. Собака вернулась домой одна, тело нашли в реке, именные часы нашли у одного бича, которого и посадили.
Тут кончилась первая сторона листа.
Валентин. Приписала «мл» – значит, умер во младенчестве. Младенец Валентин родился без почки, глядя в темные его, полные боли глаза, всякий видел, что от рождения он жилец не земной. В год и три месяца Бог, наконец, вернул себе своего ангела.
Тамара, раба божья. Тамара Львовна, учительница, к ней убегала от попреков и криков. Умерла от рака, как и вся её семья, как там дай Бог памяти звали этих жидков...
Раб Божий Андрей. Андрюша, так мы и не поженились. Как он гонял на своей машине. За хлебом и то на машине ехал, словно не хотел ходить по земле. Как-то шел пешком, и чья-то машина сбила его.
Раба Божья Маргарита. Риточка, лучшая подружка. Вместе ходили в школу, вместе пытались поступить в университет, делились нарядами, тайнами и мужчинами. В старости Риточка все лето проводила на даче, пересчитывала советские рубли – немного из ума выжила. Мерзла и умерла, угорев от печи. Бог тебя простит, Рита, ведь Андрея сбили на твоей улице.
Женщина вписала оставшееся имя и тяжело направилась к кассе. Служительница приняла у неё записки, привычно поправляя неразборчивые буквы ручкой, отсчитала сдачу прямо в протянутую ладонь, зная, как тяжело старикам собирать мелкую мелочь с гладкого прилавка.
Прихожанка ушла домой, поднялась по десяти ступенькам до лифта, доехала до последнего этажа и упала на своей лестничной площадке. Бог забрал её прямо с желтого линолеума меж четырех закрытых дверей. Прямо с последнего этажа, откуда так близко небо. Прямо с четвертинки писчей бумаги с грубо начертанным крестом.
Почти не удивившись, служительница положила пустую записку «О здравии» обратно в коробку с отрезками бумаги.
(не моё)